КОММЕНТАРИЙ НА ИНТЕРВЬЮ ITON.TV С РАВВИНОМ ИОСИФОМ МЕНДЕЛЕВИЧЕМ

    И еще, в комментариях на интервью с раввином Менделевичем, косвенно ставился также очень важный вопрос о легитимности приминения насилия для достижения политических целей. При этом необходимо подчеркнуть, что Иосиф Менделевич и большинство его друзей ”подельников”, ставили перед собой не личную, а именно общественную, политическую цель обратить внимание мировой общественности на запрет еврейской эмиграции из СССР в Израиль.

   То есть вопрос стоит ребром: являлась ли в данном случае попытка угона советского самолета террористическим актом?

    Не углубляясь в вопросы международного права, где по сей день нет четкого определения террора (например для Израиля ХАМАС является террористической организацией, а в России она таковой не признана, с ней ведут переговоры и обнимаются с ее представителями), в данном случае, надо иметь в виду, что “подельники” Менделевича предусмотрели все до мельчайших деталей, чтобы не причинить физический вред экипажу самолета.

   Нужно также понимать, что насилие и самопожертвование во имя идеала было в то время частью той культуры, на которой воспитывалось уже третье поколение советских людей. Например, в школьные годы я жил в Ленинграде на ул. Каляева (до революции 1917 года и Захарьевская после 1991 года). Иван Каляев был членом группы эсеров- боевеков убивший бомбой великого князя Сергея (брата царя). Напротив моего дома находилось громадное здание КГБ с внутренней тюрьмой, которое ленинградцы называли между собой нейтрально “Большой дом”.  Так вот, школьником, я выходил на улицу имени террориста Ивана Каляева (кстати, судя по биографии, очень благородная личность), огибал со стороны Литейного проспекта страшный “ Большой дом” и поворачивал на улицу Воинова (теперь и до революции 1917 года ул. Шпалерная), где находилась моя школа №185. Воинов террористом не был. Он был большевиком и распространителем газеты “Правда” и на этой улице летом 1917 года был убит юнкерами. После школы я часто шел пешком на реку Мойка, где жил мой друг Гера. Мой путь проходил мимо мрачного здания “Михайловского замка”, где проломили голову табакеркой и для надежности задушили шарфом императора Павла I. (“Пустынный памятник тирану, забвенью брошенный дворец” – А.С.Пушкин). Затем я проходил мимо “Храма на крови” (превращенный коммунистами в склад), возведенный на месте, где был взорван террористом Гриневицким император Александр II. И, наконец, выходил на реку Мойку, где жил мой друг Гера, как раз напротив музея- квартиры Пушкина, где жил и умер убитый на дуэли Жоржем Дантесом великий поэт.   И далее так… Почти любой маршрут был связан с воспоминанием о каком-либо насилии, чаще всего во благо общества и высоких побуждений.